В продолжение разговора о джазе начатого серией интервью, следующей будет
беседа с легендарным Сонни Роллинсом, с которым так хотел поиграть
герой предыдущей Мэрион Браун. Не называя имени Мэриона, Роллинс во
многом описывает его печальную судьбу, говоря о судьбе целого поколения
джазовых музыкантов. Это второе интервью с сайта JazzWeekly. Может быть
оно, как и первое, мало говорит нам о собственно музыке, но те
подробности жизни, те части большой истории, которые они сообщают нам,
безусловно, по-своему интересны и стоят внимания. Как обычно за
комментарии, исправления буду очень признателен.
Сонни Роллинс (Sonny Rollins) один из наиболее признанных джазовых
музыкантов нашего времени. Его манера игры оказала влияние на множество
музыкантов, а на его музыке выросло не одно поколение слушателей. В то
же время, у него ложная репутация странного и сложного человека.
Возможно, это потому что Роллинс предпочитает держаться подальше от
"джаз" клубов (кавычки интервьюера), предпочитая играть в концертных
залах и на фестивалях. Может быть причина в том, что он уже не
записывается так часто, как раньше. В чем бы ни были причины, Роллинс
все еще одна из самых влиятельных фигур джаза нашего времени, и вне
сомнения он настоящая суперзвезда. В своем доме в Нью-Йорке, Роллинс
рассказал о своей карьере, своих мыслях, своем будущем и скором
возвращении в Лос-Анджелес. Это интервью состоялось в Октябре '98-го,
это было моим вторым интервью [первое я взял у Хорэйса Тэпскотта
(Horace Tapscott)]. Этот разговор был потрясающим впечатлением, которое
и сегодня со мной. Роллинс всегда был очень добр и вежлив и с годами
мое уважение, восхищение этим человеком росло. С удовольствием
представляю Вашему вниманию краткое интервью с одним из моих любимых
музыкантов, Сонни Роллинсом.
- Fred Jung, главный редактор JazzWeekly.com
FRED
JUNG: Не кажется ли Вам, что крупные звукозаписывающие компании
чураются джаза и не продвигают джазменов и их музыку так, как должны
были бы?
SONNY ROLLINS: Я думаю истоки проблемы в общей
востребованности музыки в обществе. В этом смысле крупные компании
делают лишь то, что могут, а именно продают диски. Так что, да в каком
то смысле они прилагают недостаточно усилий для продвижения джаза, но
это не только их вина.
FJ: Не кажется ли Вам, что джаз должен меняться, чтобы завоевать более широкую аудиторию?
SONNY
ROLLINS: Нет, ни в коем случае. Что до более широкой аудитории, я бы
сказал, что у джаза он и так есть. Джаз слушают во всем мире на
протяжении многих десятилетий. Если говорить о США, в чем джаз
действительно нуждается, так это в большем официальном признании. Вы
знаете, было бы здорово, если бы существовало еженедельное радио шоу,
программа о джазе в прямом эфире. А перемены для завоевания новой
публики джазу не нужны. Джаз и так крайне разнообразен. Потому нужны не
искусственные перемены, а более дружественный этой музыке подход со
стороны людей вкладывающих сотни миллионов долларов в телешоу. Как
насчет ежемесячной джазовой программы?
FJ: Вы часто играете в
Районе Залива (Bay Area - Сан-Франциско, Окленд, Сан-Хосе и ряд
небольших городов) и Нью Йорке, и в этих городах публика знает и любит
Вашу музыку. Не кажется ли Вам, что в Лос Анджелесе нет той атмосферы и
не поэтому ли Вы реже играете здесь?
SONNY ROLLINS: Мне кажется
Лос-Анджелес, никогда не был в числе городов, где моя музыка сильно
востребована. Тому может быть много причин. Если бы я хотел быть
правым, я бы верно сказал, что людям в Л.А. не хватает музыкальной
культуры, опыта или что-то в таком духе. И подобная точка зрения
существует и высказывалась не раз – что в Лос-Анджелесе содержанию
предпочитают внешний шик. Это звучит ужасно избито, и, несмотря на это,
здесь может быть доля правды – это непростое место, чтобы играть джаз.
Так сложилось, не знаю уж, в чем причины. Может быть их слишком много,
чтобы существовал исчерпывающий ответ на этот вопрос. Меня здесь очень
хорошо принимали в последние годы, потому я не могу в двух словах
описать отношения моей музыки и Лос Анджелеса. Но это правда, Фред, что
Район Залива и ряд других мест в целом более «джазовые». Речь
необязательно обо мне, но я думаю и о многих, многих других джазменах.
Многие джазмены перебираются в Л.А. в поисках более комфортабельной
жизни и там они перестают играть. Я могу назвать многих людей, чье
желание работать и музыкальная изобретательность угасали после жизни в
Лос-Анджелесе. Может быть дело в том, что здесь все слишком правильно,
слишком комфортно. Чтобы это ни было, я всегда чувствую это, приезжая в
Лос-Анджелес, приезжаю, поскольку это еще один шанс бросить вызов этому
«чудовищу» (Роллинс использует слово ogre).
FJ: Когда Вы в последний раз играли в Лос Анджелесе?
SONNY
ROLLINS: Кажется, в последний раз это было в Hollywood Bowl. Хотя нет,
в последний раз я играл в ныне неработающем Ambassador College, что
недалеко от Пасадены, как я понял у них там была серия концертов. Мне
там очень понравилось, зал был полный. А концерт в Hollywood Bowl, это
был не мой концерт, а выступление в рамках большого фестиваля. Там мне
понравилось меньше. Я не хочу быть невежливым, это не часть той
неприязни, которую я испытываю к Л.А и дело не в том, что люди не
принимали джаз. Здесь нечто большее, нечто более сложное.
FJ:
Стив Лейси однажды высказался о Вашем понимании саксофона следующим
образом: «он любит саксофон и очень немногие понимают саксофон, так
глубоко, как Сонни» Можете ли Вы описать Ваше ощущение тенор-саксофона?
SONNY
ROLLINS: Очень приятно, что он это сказал. Я думаю, что мои отношения с
инструментом – как счастливый брак – я получаю огромное удовольствие от
игры самой по себе, неважно работа ли это, зарабатываю ли я при этом
деньги. Обычно я просто наслаждаюсь игрой, упражняясь в моей домашней
студии, в моем личном логове. Но такая игра для себя, как мы знаем,
самодостаточна, если твоя личная музыка нравится тебе и твоим друзьям,
этого достаточно, это не дает повода идти играть куда-то еще. В моем
случае это не просто игра для себя, хотя и это я могу, просто потому,
что очень люблю это. Эта игра дома - это важная часть моей жизни. Я
должен практиковаться, и если я не играю какое-то время, позже мне
приходится наверстывать, или даже не играя я чувствую себя неуютно,
ощущение того, что приболел и что-то не так, а я всего лишь не играл
пару дней. Это очень важная часть моей жизни, потому, по большому
счету, мне нет нужды беспокоиться о всякого рода финансовых вопросах,
пока мой саксофон со мной, мы, конечно, живем в реальном мире, в
котором без денег прожить невозможно, нам приходится зарабатывать себе
на жизнь. Но даже если бы мне не нужно было зарабатывать моя
потребность в том чтобы брать саксофон в руки каждый день, никуда бы не
делась.
FJ: Есть ли у Вас ощущение, что джаз достиг своего
предела? Если так, то на какой период времени пришелся этот пик? Как Вы
думаете, возможно, ли будет снова достичь тех вершин?
SONNY
ROLLINS: Был период в истории джаза, который я называю "Золотым Веком
Джаза", где-то в промежутке между серединой тридцатых годов и 60-ми,
ближе к середине столетия, когда у нас было много потрясающих
новаторов, чья музыка живет и оказывает влияние на людей и поныне. У
нас всегда будут люди подражающие игре Эррола Гарнера(Erroll Garner),
можно было бы привести пример, но их так много. То же самое,
происходило и тогда в середине столетия. В настоящий момент много
молодых музыкантов играют джаз, пытаясь сохранять традиции и привнося
свое "я" в музыку. Другое дело, что их меньше, чем было музыкантов
тогда, как меньше и разнообразных путей развития джаза, по которым шли
много прекрасных музыкантов - Louis Armstrong, John Coltrane, Miles
Davis, Bud Powell, Thelonious Monk, Count Basie, Lester Young, Coleman
Hawkins, Duke Ellington, Billie Holiday, Ella Fitzgerald. Все они
играли свою музыку в одно и то же время. Это было время стольких
замечательных музыкантов, потому я называю его золотым веком. Сейчас у
нас не так много музыкантов такого уровня, потому я не могу назвать
настоящее золотым веком, но Вы знаете, история повторяется, и я верю,
что если человечество будет жить, то в будущем нас ждет новый расцвет
джаза, даже лучший чем прежний, ведь джаз это не мертвый жанр, джаз
бесконечен. Джаз это музыка созидания, неожиданная. Но к ней нужно
относиться с уважением и оберегать, как оберегают цветы. Нужно
оберегать цветы. И нас ждет новый золотой век, я уверен, Фред. Что меня
больше заботит, так это то, что станет с нашим миром в ближайшую
четверть века. Мы относимся к нашей планете с небрежностью самоубийцы.
Это беспокоит меня больше, чем судьба джаза.. Я думаю, что до тех пор,
пока есть люди которые могут насладиться музыкой Лестера Янга, есть тот
дух вдохновения, необходимый, чтобы играть и заново создавать эту
музыку.
FJ: У Вас длительные партнерские отношения с лейблом Milestone. В чем секрет этого долгого сотрудничества?
SONNY
ROLLINS: Мои отношения с Milestone начались с того, что в конце
шестидесятых меня фактически вынудили прекратить студийные записи. У
меня были проблемы с рядом лейблов, которых больше заботили
коммерческие соображения, чем чистота жанра. Так что я прекратил
записываться. Моей первой записью после перерыва стала работа на
Riverside в 1971-м. Студией владел один мой друг, с которым мы играли в
50-е. А потом он перебрался на Milestone и переписал мой контракт на
них. Milestone казался очень надежным лейблом. Мне никто не говорил,
что и как я должен играть, это то чего я искал, и чего мне не хватало
раньше в работе со студиями звукозаписи. Как я уже говорил раньше,
меня, прежде всего, интересует музыка, и я пытаюсь записать, что-то
ценное с музыкальной точки зрения. Меня очень волнует качество музыки,
а людей в Milestone устраивает то, что я записываю диски нерегулярно.
Именно по этой причине у нас такие хорошие и длительные отношения.
FJ: А что насчет RCA?
SONNY
ROLLINS: Когда я пришел на RCA, это был своего рода прорыв. Я заполучил
очень выгодный контракт, очень большие деньги для джазмена, по тем
временам. Началось всё в один из тех дней отдыха, когда я просто шел на
мост и играл там, это привлекло большое внимание прессы, которая
раздула городскую легенду, которая, наверное, не умрет никогда, о
джазмене играющем ночью на мосту. Возможно, из-за этой шумихи в прессе
я получил тот контракт с RCA. Мне было хорошо работать с ними, я
остался и отработал свой контракт. Записал с ними шесть альбомов. В
последствие я пытался еще поработать с ними, хоть я и в каком-то смысле
сам себе продюсер, из тех музыкантов, что не любят, когда есть кто-то
указывающий, где и когда что им делать. Есть много музыкантов играющих
лучше чем я, потому мне приходится быть индивидуалистом, прописывать в
контракте, то, что для меня по-настоящему важно. Люди, которым я нужен,
должны во мне нуждаться. Но у нас хорошие отношения, я не думаю, что
есть какие-то проблемы. Мои отношения с этими двумя лейблами во многом
похожи. Другими словами, у меня и в работе с RCA есть немало автономии.
Одним из условий моего контракта с RCA было возможность свободно
пользоваться их студиями в Нью Йорке. Чтобы я мог придти в любое время
суток туда, и поиграть. У них большие помещения, а я в Нью-Йорке живу в
маленькой квартирке. Так что я сказал, что подпишу контракт, но мне
нужно место, где я смогу репетировать, когда захочу. Они сказали, что
хорошо, никаких проблем. Один из моментов, почему мне нравится работать
с RCA.
FJ: "St. Thomas" одна из Ваших классических тем. Расскажите ее историю?
SONNY
ROLLINS: "St. Thomas" на самом деле народная исландская мелодия, все,
что я сделал, это аранжировка. Моя мать родом из Сейнт-Томаса. Она
родилась там и пела мне в детстве эту песню. Я услышал эту мелодию и
всего лишь адаптировал ее. И она стала чем-то вроде моей визитной
карточки.
FJ: Ранее Вы играли в клубах. Сейчас Вы предпочитаете
концертные залы и фестивали. Для Вас такой формат сейчас ближе? Что
стало причиной такому изменению предпочтений?
SONNY ROLLINS: Я
люблю играть в клубах. Я все еще наслаждаюсь этой особой атмосферой,
близостью публики и музыкантов. Я по-настоящему люблю клубы. Однако,
после определенного периода, когда я играл в клубах Нью-Йорка -
Vanguard и других, я почувствовал, что джаз должен быть представлен, на
признанных площадках, и что для меня как музыканта более престижно
играть в Карнеги Холле, чем в клубе Downbeat или подобном месте. Так и
есть. Меня всегда волновало, то, чтобы джаз был признан, то, как
относились и относятся к джазовым музыкантам и факт в том, что джаз
никогда не получал того, что заслуживает. Я видел, как спивались и
умирали в нищете и неизвестности великие джазмены. Их последние дни
проходили в маленьких клубах, если им вообще удавалось найти работу.
Потому я сказал себе, что так не должно быть. Так что в определенный
момент, когда моя карьера по-настоящему оказалась в моих руках, я стал
играть только в концертных залах. Это было хорошо как для престижа
джаза так и для моего собственного. Безусловно, я думал о себе, но меня
заботила и судьба джаза в целом, чтобы джазмен мог придти в большие
залы со своей музыкой, так же как приходят оперные музыканты или
большие звезды. Now this was good for the prestige of jazz and it was
good for my prestige. Я думаю, что чувствовал, что это то, что нужно
этой музыке, то, что ей причитается. Так что это сугубо карьерное
решение. Это то, что я собираюсь делать и впредь, именно в таких местах
мне нравится играть. В клубах неповторимая атмосфера, это потрясающее
место для джаза и мне нравится играть в клубах, но в итоге я считаю,
что мое решение играть в больших залах правильным. Иногда мы играем в
больших клубах, иногда. В Нью-Йорке есть клуб Tramps, это не джазовый
клуб. Он гораздо больше, также как и клуб Bottom Line, в котором мы
иногда выступали, но это исключения. Таковы причины, почему я почти не
играю в клубах. Надеюсь, мой выбор был верным и я надеюсь он принес
пользу джазу. Мне кажется, что что-то сдвинулось потому, что в Европе и
в других местах джазмены сегодня нередко играют на больших площадках.
FJ: Не кажется ли Вам, что европейская и японская аудитория отличаются от американских слушателей?
SONNY
ROLLINS: Мне придется отвечать на этот вопрос аккуратно подбирая слова,
поскольку сейчас с нами моя жена, а когда кто-нибудь говорит при ней,
что европейская аудитория, такая замечательная и что американцам до нее
далеко, она всегда защищает американцев. Она настоящая американка во
всем. Что я могу сказать наверняка, на протяжении многих лет, джазмены
вынуждены были ехать в Европу, за признанием, за отсутствием
дискриминации. Я не думаю, что здесь мне можно в чем-то возразить. Это
факт. Было немало музыкантов живших в США и вынужденных играть
упрощенную музыку, просто потому, что их настоящую музыку не понимали и
не принимали. Потому они перебирались в Европу, где музыкальная
традиция старше и взгляд на музыку вообще - шире. Даже закоренелые
ура-патриоты не могут не признавать, что американская музыкальная
культура вышла из европейской. Речь о классической музыке, родившейся в
Европе. Потому у людей там, с их традициями возник подлинный интерес к
джазу, как к искусству, они услышали силу и красоту этой прекрасной
музыки. Они создали условия, для этой музыки и звали музыкантов к себе
и неудивительно, что многие американские джазмены перебирались в Европу
и подолгу жили там. Жили, работали, многие до самой смерти. В последнее
время произошли определенные сдвиги. Я играю с равным удовольствием в
США и в Европе. Это изменилось. И сегодня я не могу сказать, что
единственный разумный путь для джазмена - ехать в Европу. Я являюсь
тому счастливым примером. Однако есть все еще много музыкантов, которым
приходится перебираться в старый свет. Я же играю в Штатах и Европе
примерно поровну. Раз в полтора года, я еду в Европу, и какое-то время
играю там. То же касается и Японии. Меня принимают и там и здесь.
Потому я не буду подтверждать этот миф, что лишь европейская аудитория,
по-настоящему ценит джаз. На самом деле, как я говорил раньше, все, что
нам нужно здесь - это больше официального признания, что опять
упирается в социальные вопросы. У моей музыки много поклонников здесь в
США я работаю здесь и признан здесь, мне кажется, так же как и в
остальном мире. Японские слушатели замечательные, но Вы знаете, им
вообще любопытны завозная культура из Европы и Америки и джаз в том
числе. И надо сказать они здорово умеют ценить эту музыку, как и другие
аспекты завезенной культуры, но что касается джаза - там очень много
поклонников классики американского джаза. Мне повезло, что я могу
работать здесь, а потом, когда мне захочется ехать в Европу, и я
почувствую, что пришло время отправиться в путь ехать туда, а оттуда в
Японию или еще куда-нибудь. Я с уверенностью могу сказать, что
американская аудитория выросла в своей открытости джазу. Моя жена будет
рада услышать эти слова из моих уст.
FJ: Вы записали порядка 50-ти альбомов. Есть ли среди них какой-либо особенно важный для Вас?
SONNY
ROLLINS: Нет, такого нет, пожалуй. Я перфекционист и мне неинтересно
возводить на пьедестал свои прежние достижения. Нет такого альбома,
точно нет. Если оглянуться назад и собрать со всех моих альбомов лучшие
записи, то в этом списке было бы несколько, которыми я по-настоящему
доволен. А так, у меня даже нет любимого альбома. Слушать свои старые
записи я не люблю - это мучение.
FJ: Есть ли музыканты с которыми Вы работали в прошлом и хотели бы поиграть еще?
SONNY
ROLLINS: Таких музыкантов много, просто потому что в прошлом мне
довелось поиграть с множеством замечательных людей. Я играл с Монком,
Майлзом, Колтрейном, Бадом Пауэллом, Диззи Гиллеспи, Клиффордом
Брауном. Мне доводилось играть с большинством "тяжеловесов"
современного джаза и авангарда. Я бы хотел снова сыграть с ними всеми,
с этими замечательными музыкантами с которыми мне повезло однажды
встретиться. Многих уже нет, мне их сильно не хватает. Мне не хватает
Майлза Дэвиса. Я играл с ним недолго, незадолго до того, как он покинул
эту планету. Несмотря на то, что играли вместе мы очень недолго, мне бы
очень хотелось снова играть с ним. Мне всех их не хватает. Мне кажется,
что мне повезло - я все еще жив, все еще играю, я делаю ударение на
"мне кажется", поскольку нельзя предугадать наверняка, как изменится
музыка человека играющего так долго, как я. Очень многие умерли совсем
молодыми. Клиффорд Браун умер в 25. Очень немногие, как, например,
Колман Хокинс и Лестер Янг дожили до моих лет (на момент интервью
Роллинсу 67). Всегда есть исключения, конечно, но большинство великих
новаторов умерли рано. И кто знает, какую музыку они играли бы сегодня.
Я не могу предположить. Но, оглядываясь назад, я думаю, что мне бы
захотелось сыграть с ними и сегодня взяв за точку отсчета, тот опыт, ту
замечательную музыку, что мы играли раньше, конечно.
FJ: Кто из современных музыкантов Вам нравится?
SONNY
ROLLINS: Мне нравится Джеймс Картер (James Carter), саксофонист. Мне
нравится Кенни Гарретт (Kenny Garrett). Есть еще пара музыкантов,
музыка которых мне нравится. Отличный парень Рон Холлоуэй (Ron
Holloway), он играл с Диззи. И мне нравится музыка Дэвида С. Уэра
(David S. Ware), он в своей музыке скорее относится к авангардному
полюсу спектра мейнстрима. У меня не было возможности услышать многих,
поскольку я в последнее время редко играю в клубах, в которых и
творится настоящее джаза. Но те музыканты, о которых я говорил Выше - я
говорю о них с гордостью.
FJ: Кто повлиял на Ваш выбор инструмента и вообще кто вдохновил играть джаз?
SONNY
ROLLINS: Я родился и рос в очень музыкальной атмосфере. Мой старший
брат играл классику на скрипке, а сестра играла на рояле. Так что с
детства я слушал много разной музыки. Когда я впервые услышал джаз, я
понял, что это моё. Мой дядя обычно играл для меня блюзы, county-blues
музыкантов (не вполне понятно, что Роллинс имеет в виду. Музыкального
определения этого термина не нашел. County-blues – униформа
заключенных. жарг.). Мне нравятся все виды музыки, но мои любимые
музыканты, те, благодаря которым я выбрал саксофон, это великий
ритм-н-блюзовый музыкант и певец Льюис Джордан, и позже я познакомился
с музыкой Колмана Хокинса, который стал одним из главных моих кумиров.
После этого, было еще много музыкантов. Мне очень нравился Бен Вебстер,
и конечно мне нравился Лестер Янг. И все эти замечательные музыканты
были, по большому счету, немногим меня старше, так что мне довелось со
многими из них играть. И это были замечательные люди. Дон Байас (Don
Byas), еще один отличный саксофонист тех времен. Лаки Томпсон (Lucky
Thompson), еще один хороший музыкант, игравший в духе Хокинса. Когда я
был мальчишкой, я слышал таких людей, как Фэтс Уоллер (Fats Waller),
превосходный пианист, а еще он здорово пел. Он был отличным музыкантом
еще и в том смысле, что потрясающе чувствовал аудиторию, и чувство
юмора у него было то еще. И от него у меня было ощущение, какой-то
глубины, сильного таланта - понимаете, он здорово пел, здорово играл на
рояле, но это было как бы на поверхности. Похожее ощущение у меня было
от Луиса Армстронга. Когда я впервые увидел его в фильме, я мог бы
увидеть одну из тех сцен, в которых он играет музыку, но я увидел его в
фильме Entertainer. Среди его ранних фильмов было много подобных. Я
смотрел этот фильм, то, как Армстронг валял дурака на камеру, но за
всем этим я увидел то, что меня поразило. За всем этим было ощущение
огромного таланта и глубины. Все эти люди, их музыка - во многом
предопределили мою жизнь. Я уже знал, чего хочу, лишь начав слушать эту
музыку, лишь соприкоснувшись с миром играющих ее людей. Во мне не было
сомнений и нет, их и сегодня, я живу так до сих пор.
FJ: Вы упомянули о классической музыке. Есть ли какой-то классический композитор, что Вам особенно нравится?
SONNY
ROLLINS: Мне нравятся несколько. Бетховен. Конечно, мне нравится Бах.
Рахманинов. Импрессионисты, Сати, Дебюсси, Равель. Мне нравится такая
музыка. Нравится еще кое-кто из русских. Бородин, например. Есть
столько замечательной музыки. Я никогда не учился музыке в
университете, не слушал курса обо всех этих невероятных европейских
композиторах. Я просто знаю ряд имен, и я знаю их музыку, но этот
список тех, кто мне нравится, а не общая эрудиция. И еще мне нравится
опера.
FJ: Какая у Вас любимая опера?
SONNY ROLLINS:
Мне очень нравится кое-что у Пуччини. Его часто считают легковесным, не
знаю, может быть. Я слышал кое-что из Верди, и мне тоже очень
понравилось. На самом деле я слишком мало слышал подобной музыки, чтобы
по-настоящему уметь ее ценить. Но когда я слышу такую музыку, мне
нравится. Узнать о Пуччини было просто – он очень известен. Может быть
однажды, когда я уже не смогу играть, я всерьез примусь за свою
фонотеку, и смогу не торопясь насладиться всей это замечательной
музыкой.
FJ: Есть ли инструмент на котором Вам бы хотелось играть?
SONNY
ROLLINS: Мне нравится тромбон и мне нравится ксилофон. На самом деле,
Фред, ксилофон был моим первым инструментом. Когда я был маленьким – у
нас дома был ксилофон. Я помню, как играл на нем, мне очень нравилось.
Забавно, что Вы спросили у меня об этом сегодня, потому что как раз
сегодня я думал, что неплохо бы купить ксилофон, маримбу или что-то в
этом духе. Мне всегда нравились подобные инструменты.
FJ: Какие Ваши ближайшие планы?
SONNY
ROLLINS: После того, как запланированные туры закончатся, думаю это
будет после концертов Лос-Анджелесе, я планирую поработать в студии.
Надеюсь, что к концу года кое-что удастся записать и издать.
По-хорошему время для студийной записи давно пришло. Что это будет за
диск, я бы сейчас предпочел не говорить, потому, что как раз обдумываю
кое-какие идеи для этой будущей записи. У меня есть несколько различных
глобальных концепций для этого диска. Недавно я играл в большом бэнде и
можно попытаться сделать такой диск или что-то в духе моих классических
записей, и я склоняюсь скорее к последнему. Не знаю, что это будет за
диск. Пока есть несколько хороших общих замыслов, но пока не могу
сказать, что в точности Вам предстоит услышать. Чтобы рассказать Вам об
этой музыке, мне нужно будет прежде услышать ее самому.
