Главная » 2009 » Январь » 31 » И.В.Борисов "Джаз: культура и политика. " (часть 3)
И.В.Борисов "Джаз: культура и политика. " (часть 3)
12:16
5. Я бы хотел сейчас заострить внимание на методологии политики в целом и заранее извиняюсь за последующие несколько страниц, которые не имеют непосредственного отношения к джазу. Ситуация, как я ее описал, характеризуется абстрактностью (и другими подходящими сюда эпитетами – незрелостью, пунктирностью, дырочностью, остаточностью и т.п.) Соответственно задача может представляться, как движение к более полному, зрелому и конкретному состоянию. При этом такая конкретизация – восполнение до целого, реализация до сих пор упускаемых возможностей, достраивание недостающих звеньев – сама по себе может трактоваться как уже некоторая политика. То есть, поиск и связывание возможностей в нынешней политической и культурной ситуации необходимым образом получают политический «доворот», вектор. Раз речь идет о развитии джаза как сложного, устойчивого и самобытного культурного явления – через универсализацию всех возможных художественных, культурных, общественных предпосылок – то очевидно, что в условиях, когда господствующая конъюнктура последовательно работает на деэстетизацию, декультурацию и десоциализацию жизни, такая универсализация необходимым образом приобретает альтернативную направленность. Поэтому иногда, чтобы загодя не настаивать на определенной идеологической приверженности, я говорю, что последнее в общем и не принципиально. Важно, чтобы человек (или группа людей) на деле реализовали деятельность по связыванию упомянутых возможностей. Если они на деле работают на комплексное развитие такого художественного и культурного явления как джаз, они по факту ориентируют себя политически как приверженцы левой или, по меньшей мере, демократической линии. Но что значит это «на деле»? Во-первых, оно означает, что дело уже в какой-то степени сделано. То есть, что какая-то комплексная работа уже проведена. Но последовательно, не «по случаю» провести эту работу, выстроить различные связи в одно культурное движение возможно, лишь если они размещаются в рамках единой перспективы, единого видения, то есть, в рамках какой-то политики. Во-вторых, это выстраивание осуществляют не механизмы, а живые люди, и если они отчасти идеологически дезориентированы, если они само слово «политика» на дух не переносят, то это их живые убеждения. Это не просто отсутствие нужной политики в их головах, но именно наличие – пусть непоследовательной и контрпродуктивной, но – искренней, выстраданной «позиции». Это еще более делает необоснованными расчеты на то, что серьезное культурное движение может само собой – из самого объема и широты задач – сложиться в политику. На деле мы имеем как раз обратное. Новосибирский джаз как «живая абстракция» не может «зацепиться» за действительность, обрести полноту и устойчивость, потому что не имеет политики. А политика имеет ограниченный и вырожденный вид, поскольку продиктована абстрактностью этой жизни, выражает ее регрессивную, остаточную природу. Получает порочный, замкнутый круг. И в первую очередь необходимо выйти из этого круга. Я не отказываюсь от прежнего тезиса. Если какие-то живые связи уже как-то удалось связать в жизнеспособное культурное движение, оно так или иначе обретет известный политический «доворот» и направленность. Но это верно в самом общем смысле, с точки зрения, так сказать, «пролетарского оптимизма». («Мы все равно победим, и враг будет разбит».) А с точки зрения сегодняшних проблем и применительно к такому конкретному явлению как новосибирский джаз, необходим более конкретный и вариативный подход. Вместо политики как «доворота» уже (не понятно, каким образом достигнутой) организованной, выстроенной джазовой жизни (и где эта выстроенность и политический «доворот» дурным зеркальным образом зациклены друг на друга) я предлагаю рассматривать политику – в рассматриваемом здесь гражданском контексте – как включение имеющейся у нас абстракции, живого «скелета» джаза в широкий спектр общественных связей и отношений и достраивание (и перестраивание) ее до живого целого благодаря этим связям. Тогда культурная политика предстает как своего рода триада. Политика как зримый результат есть организация джазовой жизни (в том числе в техническо-организационном смысле слова) – взаимосвязь различных ее «институциональных» форм и предпосылок, о которых я говорил выше. Эта организованность, простроенность элементов в значительной степени достигается при наличии второго аспекта – перспективы, единого политического вектора, задающего видение целей и проблем и позволяющего находить и соединять формы и источники культурного движения. Эта направленность может быть в какой-то степени рассмотрена как идеология или «проект» в собственном смысле слова и, соответственно, трактоваться как явление, опирающееся на интеллектуальные источники. Но было бы, наверное, неправильно сводить его к идеям. Эта перспектива предполагает в качестве своего условия третий компонент политики – общественные связи и отношения, питающие культурное движение. Перспектива, вектор, в таком случае, есть «суммирование» отдельных общественных «мотивов». С одним существенным добавлением. И организация, и направленность (перспектива) опираются на эти «мотивы», содержат их в себе как свои источники, причем вполне материальные, поскольку за мотивами всегда скрываются те или иные – гражданские (солидарность по тем или иным вопросам), интеллектуальные, денежные или вещные – ресурсы. Но с другой стороны, эти «мотивы», включаясь в организованное и перспективное движение, приобретают общественный и исторический вес (собственно, становятся общественными). (Одно дело, когда я чего-то страстно желаю или ненавижу, другое – когда становлюсь участником «необратимых изменений».) Используя слово «мотивы», я хочу подчеркнуть, что под общественными связями и отношениями я имею в виду не всякие отношения, а живые, мотивированные отношения. То есть, уже более-менее простроенные, относительно устойчивые и «довернутые». Если хотите, с этого места в докладе, это один из моих основных «концептов». Если человек (или группа людей) развили или сохранили такие мотивы, то даже если последние не вполне ясно осознаваемы и мало проверены практикой, даже если люди подвержены идеологической дезориентации, все равно такие отношения содержат в себе представления о цели, о предполагаемой связи целей с возможными средствами и о характере последующих действий. С какого конца «поджигать» эту триаду? По-видимому, это зависит от конкретной ситуации. Если указанные мотивированные отношения сами по себе имеют «крупный», хорошо структурированный, да еще по классовому критерию, характер, то, наверное, становится необходим акцент на политической организации. (Во всяком случае, применительно к нашему господствующему политическому классу можно с известной уверенностью говорить именно об этом: «первична» организация (конъюнктура), а идеология и общественные связи подтягиваются и подстраиваются под нее.) Но если говорить о культурной политике и применительно к такой особой сфере как джаз, да еще учитывая размытую структуру соответствующих общественных мотивов, то на первый план выдвигается задача выхода на нужные связи и мотивы и «определения себя (своих целей и задач) в этих связях». Как бы ни были умозрительны и, возможно, поспешны эти рассуждения, они мне нужны были для того, чтобы подвести к главным тезисам доклада. Взятые даже в общем виде они позволяют поставить проблему, которая обычно может ускользать от внимания. Если развитие джаза, наполнение его объективно возможной конкретикой содержит политику, если эта политика складывается из соединения организации (институциональных взаимосвязей), перспективы (ориентированного проблемного поля) и определенных, не всяких общественных связей и отношений и стоящих за ними ресурсов, то в связи с этим встает вопрос о связи между необходимой культурной политикой и характером тех ресурсов, которые могут привлекаться. Есть ресурсы и ресурсы. Необходим выход на такие, которые исходно предоставляются под политику в целом или, в более широком смысле, даются под определенные отношения и для развития этих отношений. При том, что такие отношения, как я говорил, могут быть развернуты в какую-то перспективу. Это справедливо и в отношении более конкретных видов ресурсов. Есть деньги и есть деньги. Одни и те же деньги – одна и та же сумма, из одного и того же кармана или с одного счета – могут быть в рамках определенных отношений, мотивов доступны для решения одной задачи, но не доступны – для решения другой. Так, деньги, работающие на отношения внутри господствующей вертикали, с ее делением на «элитарную» и «массовую» культуру, оказываются закрытыми (да и просто не существующими) для решения и частных задач развития джазовой культуры, и, тем более, для развития комплексной политики в сфере джаза. В рамках факультативных отношений с этой «вертикалью» какие-то средства могут «отламываться» от нее под частные задачи – ради спонсорской поддержки фестиваля, выпуска альбома или издания книги. При этом мотивами поддержки могут быть или альтруистические переживания, или дружеские отношения с музыкантами, или деловая заинтересованность в рекламе и продвижении своей репутации. Но эти же средства, а часто значительно меньшие средства невозможно получить у этих же самых людей и организаций, коль речь заходит о средствах под более системные, ориентированные на перспективу задачи, и, соответственно, предполагается более простроенная и более общественная мотивация у «дающих». Одно дело, когда я даю деньги под частный, конкретный проект, как-то обозначаясь в связи с ним. Совсем другое – когда мои деньги будут использованы под некий комплекс задач, нацеленных на развитие джаза в целом, будут работать на чью-то политику. С какого перепуга я буду «спонсировать» эту жизнь, в которой к тому же сам не принимаю участия? Притом, что в рамках таких факультативных отношений политическое (перспективное, организационное) значение выделяемых мной средств может прямо противоречить моим частным интересам. Красноречивым примером такой ограниченности факультативной (спонсорской) поддержки является ситуация с поиском средств на просветительские передачи, посвященные джазу. Даже крохотные суммы – порядка 200 долларов в неделю – оказываются неподъемными для «добрых самаритян». И никакие обещания вернуть спонсорские затраты в виде рекламы не действуют. Понятно, почему. Давая деньги на просветительское вещание, бизнесмен работает на перспективное развитие сознательной джазовой аудитории, на формирование самобытного и серьезного художественного восприятия. Но как рекламодатель (и заодно с хозяином канала) он заинтересован в аудитории с конформистским поверхностным восприятием, позволяющим легко переходить от программного «контента» к рекламе. И это то, что касается не самой политики, а только одного из элементов джазовой жизни, имеющего лишь умеренно ощутимый выход в культурную политику. Что же говорить о факультативной поддержке политики по существу, тем более ее организационно-технических нужд? Кто даст на это деньги? Я предполагаю, что необходимые средства следует искать в сфере той мотивации, которая имеет личностную и общественную глубину. В сфере тех отношений, которые настолько простроены или «довернуты», что потребности, интересы, связанные с ними, могут быть осознаны и удовлетворены лишь в связи с определенной общественной перспективой и организацией. Замечу, что речь не обязательно должна идти о любителях джаза (не только о них). Это может быть также и дружественная по отношению к джазу публика. Это может быть публика, вообще весьма опосредованно связанная с джазом, но при этом достаточно активная и «ангажированная», чтобы понимать, что джаз в Новосибирске остается единственной жизнеспособной силой, сохраняющей высокие стандарты художественной культуры в широкой музыкальной сфере, от академической музыки до эстрады и квази-музыки. Моя гипотеза – а это, конечно, пока только гипотеза – состоит в том, что такие люди, способные поддержать джаз в Новосибирске есть. И они присутствуют не в качестве отдельно взятых граждан, а как относительно широкая публика. Понимаю возможный скепсис в отношении этой гипотезы. Если у нас на джазовые концерты ходят все меньше и меньше, если диски с записями покупают неохотно, то как же можно рассчитывать на ощутимую и специально оказываемую денежную поддержку джаза? Предполагаю, что можно. Двести рублей за концерт или диск могут быть неподъемной суммой, а более крупные деньги для развития джаза в целом – вполне реальными. Дело ведь в том, что рассматривая джазовую и около-джазовую публику Новосибирска в качестве исключительно слушательской аудитории и покупателей записей, мы заведомо остаемся в кругу ее слабой и, что важно, остаточной потребительской мотивации. А она остаточная уже в силу того, что сама наша джазовая жизнь имеет остаточный характер. В рамках такого видения та сильная общественная мотивация, о которой я говорю в докладе, вообще как бы и не существует. Она с этой точки зрения не обнаружима. Если эта мотивация и соответствующие ресурсы есть, и если они раскрываются, актуализируются только «под политику», то есть один способ обнаружить и привлечь их – предост такую внятную и продуманную политику.
