Главная » 2009»Январь»31 » И.В.Борисов "Джаз: культура и политика. " (часть 1)
И.В.Борисов "Джаз: культура и политика. " (часть 1)
12:20
Джаз: культура и политика. (сокращенный вариант).
Этот доклад – выжимка из большого материала с одноименным названием, написанного по просьбе Сергея Андреевича Беличенко. При этом он будет сконцентрирован вокруг того, что связано с практическими предложениями культурно-политического характера, а именно – вокруг тех предлагаемых решений, которые помогут найти ресурсы для развития джаза в Новосибирске. Доклад был представлен на симпозиуме, в рамках фестиваля «Сибирские Джазовые Игрища», 2 октября 2008 года. Прозвучавшие тогда вопросы и замечания позволили мне четче прояснить некоторые моменты и внести небольшие дополнения в предлагаемый текст. В связи с чем, хотел бы выразить свою благодарность участникам симпозиума, принявшим участие в обсуждении доклада, и в особенности – Роману Столяру.
Начну с некоторых важных положений, касающихся условий «бытования» джаза и его места в нынешней культурно-политической ситуации. 1. Если очень коротко охарактеризовать культурно-политический итог последних двадцати лет, то можно сказать, что он сводится к возобладавшей в общественной жизни оппозиции «элитарной» и «массовой» культуры. Следует подчеркнуть, что речь в данном случае идет не вообще об «элитарном» и о «массовом», а именно о реально функционирующей их оппозиции, то есть, такой их паре, которая не оставляет выбора, не допускает иных вариантов. И в этом смысле разного рода, напрашивающиеся и как будто содержательные вопросы, вроде – а был ли Моцарт представителем «элитарной» или «массовой» культуры – могут увести нас в сторону от существа дела. Следует также заметить, что такое деление – очевидный «новодел». Даже на уровне философских доктрин такая схематизация возникла чуть более ста лет тому назад, когда некоторые гуманитарии призвали расплеваться с широкими народными массами как активным участником истории. В виде же господствующей политической практики деление на «элиты» и «массу» реально заработало совсем недавно, всего каких-нибудь 30 лет назад. Поэтому еще раз подчеркну, можно выискивать «элитарность» и «массовость» хоть во времена Платона и Моисея, и видеть в них некие «вечные» характеристики культуры. Но без связи с конкретными их породившими общественными механизмами, все это рискует стать мало к чему обязывающим аналогизаторством. Если воспроизводство этого деления на «элитарную» и «массовую» культуру есть часть конкретной политической модели, то оно связано с другими существенными ее характеристиками. По-видимому, терминология путинских идеологов, описывающая эту модель как единую «властную вертикаль», достаточно удачно характеризует сложившуюся ситуацию. Вместо известного нам по недавней истории противоборства «верхов» и «низов» мы видим сегодня единую, сверху донизу выстроенную вертикаль. Вместо борьбы «партий» мы видим «игру по правилам», участие в которой предполагает лояльность на верху и массовый сознательный конформизм внизу, манипуляцию нижестоящими уровнями и обслуживание вышестоящих. В рамках этой политики «элитарная» и «массовая» культуры оказываются двумя сторонами единого процесса. Дима Билан, Пугачева, хор Турецкого, как образчики массового искусства, и формы «актуального» искусства (как-то – «мультимодальные образы сексуальных перверсий у народов Севера») одинаково органично вписаны в сложившуюся конъюнктуру и, что существенно, одинаково враждебны художественному творчеству. Точно так же, как сложившаяся политическая практика гробит органику и сложность общественной ткани, так и это деление на «массовое» и «элитарное» обескровливает настоящую культуру. Но – и это важно – приведенная характеристика политических условий ни в коем случае не должна становиться гуманитарной резиньяцией, плачем по культуре. Если мы не хотим быть загнанными в лузу, то и не следует принимать такое положение дел как «данность» и отказываться от другого, более сложного и более оптимистичного видения. Суть дела в том, что указанное деление культуры и связанные с ним политические тенденции (выстраивания «вертикали») есть, безусловно, господствующая тенденция, но не вся историческая практика, в которую мы вовлечены. (Хотя те, кто работает на эту тенденцию, конечно, желали бы, чтобы она исчерпывала собой всю нашу жизнь и чтобы все остальные, по меньшей мере, воспринимали ее в таком виде.) И если говорить о джазе как определенной политике в культуре, то эта политика должна, с одной стороны, учитывать сложившуюся конъюнктуру отношений, с другой, видеть себя в связи с другими более широкими процессами (силами, людьми, мотивами, ресурсами).
2. Исходя из этой характеристики культурно-политических условий, я хочу сделать главный вывод: джаз в этой ситуации может развиваться (а не только выживать) лишь как культурное альтернативное движение. При этом под «альтернативным движением» я имею в виду две вещи. Во-первых, джаз в этом случае выступает как известного рода «общественность», то есть как сознательно, организованно осуществляемая взаимосвязь социальных форм, отношений, мотивов, потребностей, необходимых для его развития. И, во-вторых, этот деятельный поиск и связывание возможностей развития имеет направленность и перспективу, отличную от той, что предлагается нам в рамках указанной «вертикали». Почему «альтернативную»? Потому что джаз и как эстетическое (музыкальное, в узком смысле), и как культурное явление не встраивается в указанную оппозицию «элитарного» и «массового». Он не встраивается в «элитарные» жанры, которые сегодня представлены в первую очередь престижно потребляемой классикой и разного рода клубной модой. И в этом плане те джазмены и любители джаза, которые – по-видимому, отталкиваясь от ненавистной «попсы» – причисляют джаз к «элитарной» музыке, дезориентируют себя и других. (Они напоминают мне тех моих коллег философов, которые, будучи лишенными всякого выхода к деньгам, власти, общественным связям и возможностям влияния, тем не менее считают, что занимаются «элитарным» делом.) Джаз, очевидно, не встраивается и в «массовую» культуру, которая сегодня почти целиком представлена тем, что называется «попсой». В лучшем случае он допустим за рамками указанной оппозиции, то есть, как явление маргинальное. Это значит, что в рамках господствующих тенденций его место не в «элитарной» сфере и не между «элитарным» и «массовым», вообще не внутри схемы, а именно «с боку» ее. Это связано, на мой взгляд, в том числе с самой отличительной особенностью джаза. Он, с одной стороны, ориентирован на производство высокохудожественных образцов культуры (как и академическая музыка), а, с другой, предполагает демократическую связь с популярными жанрами и с широкой публикой. Можно сказать, что он как культурное явление реализует переход от серьезной, настоящей музыки к эстрадной музыке (музыке «под настроение») и квази-музыке (представленной такими явлениями, как, например, рок-музыка, этнологическая музыка и т.п.) И мы видим, что в годы своего становления и расцвета джаз как раз играет роль своего рода культурного «гегемона» в обширной музыкальной сфере. Важно именно это одновременное сочетание художественности и популярности. Будь джаз только серьезной музыкой (да еще к тому же относительно защищенной консерваторскими и филармоническими стенами), или будь он только связан с потребностями широкой публики, его положение не было бы столь уязвимым. Но соединение того и другого делает джаз лишним в рамках господствующей дихотомии «элитарного» и «массового». Тем более, что указанная переходность джаза, сочетание художественности и демократичности, предполагает нацеленность «вверх» – работает на повышение планки художественного и культурного развития широкой публики. А оппозиция «элитарного» и «массового» работает на понижение культуры. Итак, в нынешних культурных и политических условиях джаз приобретает маргинальный статус – за рамками господствующей «вертикали». Если мы ограничиваем свое видение – цели и проблемы, стоящие перед нами, – этой «вертикалью», признаем ее в качестве данной нам «реальности», значит, мы соглашаемся с таким статусом. Мы можем даже, на манер Васисуалия Лоханкина, в этой нашей отодвинутости на задворки «вертикали» видеть особую избранность и сермяжную правду. Мы можем эту маргинальность трактовать лестным для нас образом – как самую радикальную альтернативность. Но, очевидно, это будет вовсе не альтернативность, а пассивное принятие status quo (пусть и в причудливой форме). (Мой пафос во многом и состоит в утверждении необходимого выхода за рамки этих идеологических «данностей».) Я предлагаю исходить из того, что политическая «вертикаль», в чем-то адекватная реалиям общественной жизни (иначе бы она не смогла на нынешнем этапе стать господствующей моделью отношений), не выражает всей этой жизни. Эта «вертикаль» постоянно связывает возникающие социальные процессы, отношения и «ценности» в некоторую целостность. Однако при этом она в огромной степени десоциализирует и профанирует их. Она живет за счет них, паразитирует на них, извращая и приспосабливая их к своей конъюнктуре. Но действительность (и не без участия людей) постоянно производит новые все более сложные и все менее поддающиеся манипуляциям связи и отношения. Помимо этого следует учитывать, что некоторые общественные связи и структуры – например, в сфере образования и просвещения – сформировались в результате продолжительных общедемократических изменений в XX веке, и их трудно подвергнуть быстрой «приватизации». Это касается и отдельных людей. Легче подвергнуть личностной абортации некоторую часть сегодняшней молодежи. Но если у человека уже успели сформироваться достаточно сложные и простроенные мотивы, сама сложность их сопротивляется навязываемым упрощениям. Другое дело, что потенциал, заключенный и в новых, и в старых связях и способах организации жизни, может реализоваться и работать на развитие культуры и личности, лишь когда все эти сейчас разобщенные и отчасти подпорченные («коррумпированные») связи и отношения будут демократически соединены в рамках единой культурной политики. При этом очевидно, что нынешняя «вертикаль» не будет проводить этой политики и, более того, прямо не заинтересована в такой политике. Предлагаю для наглядности мысленно нарисовать такую схему. Справа у нас будет одна пирамида-вертикаль, в рамках которой воспроизводится деление на «элитарную» и «массовую» культуру и которую характеризует культурно-политический вектор, нацеленный вниз, «на понижение». Слева же – видимо, пересекаясь основаниями – другая пирамида-вертикаль, объединяющая социальные, культурные и художественные предпосылки для движения вверх, от потребностей широкой публики к самобытным явлениям творчества, и от квази-музыкальных и эстрадных жанров к серьезным. Развитие джаза предполагает органическую связь с левой вертикалью и политикой. В таком случае, возможности развития органической для джаза политики можно поделить на два вида. Факультативные – то, что может «обломиться» с правой вертикали. То есть, те формы благотворительной и спонсорской поддержки, которые могут быть получены частным образом и под частные нужды (но которые навряд ли могут быть даны под развитие джаза как самобытного и самостоятельного культурно-политического явления). И возможности (ресурсы), выражаясь философски, – sui generis, то есть такие, которые выражают самобытную (не десоциализированную) общественную стихию и которые могут быть источником комплексного развития альтернативной политики.
Администрация сайта предлагает читателям этой статьи высказать свои мнения, дополнения и возражения относительно опубликованной статьи, а также задать вопросы автору статьи. Все это можно сделать на Форуме в соответствующем разделе "Теория джаза".
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
