Мы продолжаем серию публикаций о музыкантах, внесших существенный вклад в развитии джазового музыкального искусства. Браун из тех редких малоизвестных джазменов, которых не назовешь музыкантами второго эшелона, слишком обширен был его личный вклад в музыку, слишком с многими титанами джаза и просто отличными музыкантами он играл вместе. Для меня знакомство с его музыкой началось с потрясающего альбома Afternoon of a Georgia Faun, который я с удовольствием любителям джаза рекомендую. Комментарии по поводу, критика перевода, как обычно, очень приветствуются. ***** Мэрион Браун для JazzWeekly.com
В последнее время ходили слухи о болезни Мэриона Брауна (Marion Brown). Задолго до этих тревожных разговоров я впервые услышал игру Брауна на диске Джона Колтрейна Ascension (1965). Потом была запись Three for Shepp, а позже к моей коллекции добавились Porto Nova, Reed 'n Vibes, и Live in Japan. От его друга, Гюнтера Хампеля (Gunter Hampel), я узнал о тех многочисленных трудностях, с которыми пришлось столкнуться Брауну в последние годы. Он перенес операцию на мозге, ампутацию части ноги, ему прооперировали глаз и удалили все зубы. Так много свалилось на этого потрясающего тонкого человека. В частном Нью-Йоркском пансионате мы поговорили о его жизни, его любви, музыке – как обычно, текст без редакторской обработки.
FRED JUNG: Давайте начнем с начала.
MARION BROWN: Всё из-за моей матери. Моя мать любила музыку, а я безумно любил её, так её увлечение музыкой стало моим и я начал брать уроки. Саксофон стал моим первым инструментом из-за Чарли Паркера. Когда я впервые услышал его - это была лучшая игра на саксофоне, которую я когда-либо слышал. Я чувствовал себя опустошенным, после его музыки. Мне нравилась его техника, его идеи. Потрясающая техника, потрясающие идеи. Мне казалось, что это должен быть удивительный и интересный человек.
FJ: Вы учились в Clark College и Howard University, по тем временам это было впечатляющее образование для черных.
MARION BROWN: Да это так, Фред. А потом я играл в армейском оркестре три года. Это был очень хороший опыт. Именно в армии я научился основам движений губами и языком используемых при игре на саксофоне и это был опыт самостоятельной жизни – я научился во всем полагаться лишь на себя. Там я играл на альт и баритон саксофонах и на кларнете.
FJ: Что стало причиной для переезда в Нью Йорк?
MARION BROWN: Моя мать хотела лучшей жизни для нас обоих и так она переехала в Нью Йорк.
FJ: Она была матерью одиночкой?
MARION BROWN: Да. Моя мать мое главное вдохновение в жизни, всё, что я делал, я делал ради неё.
FJ: Как Вас затянул водоворот фри джазовой революции 60-х?
MARION BROWN: После университета, я перебрался в Нью Йорк, где встретился с Арчи Шеппом и Орнеттом Колманом. С Шеппом я познакомился в 62-м. Он жил в одном доме с моим приятелем Лироем Джонсом. И вот как-то раз я зашел к Лирою, а на обратном пути спускаясь по лестнице, я услышал, как Шепп репетирует в своей студии – ну я и зашел. У меня с собой была сопрано блок-флейта, и я сыграл для Арчи пару сонат, ему понравилось, как я играю и он предложил поработать с ним. У меня не было своего саксофона, и Орнетт одолжил мне свой белый пластиковый саксофон для начала.
FJ: Хорошо, что Орнетт и ужасный белый пластиковый саксофон были неподалеку.
MARION BROWN: С Орнеттом я познакомился на WBAI FM. Я делал несколько джазовых программ, заменяя постоянного ведущего, Орнетт услышал какие-то из тех радиопередач, ему они понравились и он захотел со мной встретиться.
FJ: В то время в Нью Йорке Орнетт всех поставил на уши. Каково было Ваше впечатление о нем тогда?
MARION BROWN: По сути Орнетт Колман сделал для джаза, то же что и Чарли Паркер, разница лишь в подходе. Все что сделал Чарли, базировалось на работе с гармонией, аккордами. Все что делал Орнетт Колман, было основано на развитии музыкальной интуиции и понимании себя, как музыканта.
FJ: Чей подход Вам ближе?
MARION BROWN: Для меня более привлекательным оказался подход Орнетта. Я думал, что лучше играть естественную для себя музыку, чем знать множество концепций основанных на аккордах и подобных вещах.
FJ: Когда Вы смогли приобрести свой первый саксофон?
MARION BROWN: Я заработал на свой саксофон достаточно быстро, играя с Арчи, а Орнетту вернул его инструмент.
FJ: Вы играли с Колтрейном во время записи альбома Ascension. Как Вы оказались в том составе?
MARION BROWN: С Колтрейном меня познакомил Шепп. Арчи рассказал ему о моей музыке, Колтрейн послушал и ему понравилось. Потом он несколько раз приходил на мои концерты. Когда Колтрейн решил записать Ascension, он начал искать подходящих музыкантов, я оказался одним из них. Колтрейн был потрясающей личностью и прекрасным человеком. Он был единственным в своем роде. Его звук и техника и то, что он называл пластами звука, и его чувство любви к Всевышнему. Его дух стал важнейшей частью его музыки, потому что он был благодарен Богу за все те вещи вокруг, которые сделали Колтрейна тем, кем он был.
FJ: В шестидесятые многие американские музыканты искали работы и убежища в Европе. Вы были одним из них.
MARION BROWN: Времена были хорошие, люди любили музыку, но прожить за счет одной лишь музыки было невозможно. В Европе было все то же самое, с той лишь разницей, что там можно было музыкой заработать на жизнь.
FJ: Вы записали два альбома на лейбле ESP, Marion Brown Quartet и Why Not?. Как закончилось Ваше сотрудничество с этим лейблом, прекратившим выпускать новые записи?
MARION BROWN: Я узнал о них и пришел к ним в офис, поговорил с разными людьми. Они заинтересовались моими идеями, а послушав меня, дали согласие на запись альбома. Кстати, Фред, в следующем месяце они как раз его переиздают.
FJ: В сравнении с выпущенными на ESP, альбомы Three for Shepp, Porto Nova и Afternoon of a Georgia Faun характерны работой с Африканскими ритмами и мотивами.
MARION BROWN: Это больше чем работа с музыкальными элементами, это представление. Африканская музыка создается не только тем, что играют музыканты, это целое представление, в котором участвуют музыканты и зрители.
FJ: Что-то подобное делают в Art Ensemble (of Chicago).
 MARION BROWN: Да. Мы делали такое с Вададой Лео Смитом (Wadada Leo Smith). Он как-то был проездом в Коннектикуте, а я там преподавал в то время. Ему негде было остановиться и поэтому он пожил у меня какое-то время. Мы стали друзьями и единомышленниками в музыке. Я тогда был учителем в начальной школе. Я учил детей делать инструменты и создавать их собственную музыку.
FJ: Какие инструменты Вы создали сами?
MARION BROWN: Перкуссию в основном, несколько бамбуковых флейт. Я использовал эти инструменты с Лео Смитом, когда мы записывали Afternoon of a Georgia Faun для ECM.
FJ: Давайте поговорим о Вашем сотрудничестве с Гюнтером Хампелем (Gunter Hampel), с которым Вы играли вместе почти 25 лет.
MARION BROWN: Мы познакомились в Льеже, Бельгия. На самом деле мы играли вместе совсем недавно, в прошлом месяце, здесь в Нью Йорке.
FJ: С Вашим образованием у Вас было множество возможностей, Вы не жалеете, что Выбрали музыку?
MARION BROWN: Никаких сожалений не было и нет, я состоявшийся музыкант, я много путешествовал и встретил многих людей. В прошлом году я встретился с Сони Ролинзом (Sonny Rollins), он один из самых прекрасных людей из тех, кого я знаю. Он не только музыкальный гений, он по человеческим меркам гений. Я мечтаю сыграть вместе с ним.
FJ: Многие боялись за Ваше здоровье, как Вы держитесь сейчас?
MARION BROWN: Сейчас все хорошо, но за последние шесть лет у меня был ряд серьезных проблем со здоровьем. Операция на мозге, лазерная операция на глазе, все мои зубы удалили, и мне ампутировали левую ступню, сейчас я хожу с протезом. Это было тяжелым испытанием. Ходить с протезом это то, чему меня учили здесь.
FJ: Сколько времени потребовалось, чтобы привыкнуть к протезу?
MARION BROWN: 12 недель. Проходя через такое, начинаешь иначе ощущать свою жизнь, оглядываясь, я вижу, что до всех этих проблем со здоровьем, в моей жизни было много красоты - я научился быть благодарным Богу за это.
FJ: Есть ли у Вас какие-то особенные воспоминания?
MARION BROWN: Филли Джо Джонс (Philly Joe Jones). Потрясающий барабанщик и человек. Это было в тот вечер, когда мы впервые играли вместе. Я вошел в студию, а он настраивал свои барабаны. Я просто зашел и сказал: «Привет Джо, как дела?» «Отлично, Мэрион» - ответил он. «И чем ты сегодня меня порадуешь?», спрашиваю я. А он отвечает: «Я поджарю твою маленькую задницу» (смеется). И он поджарил. Поджарил потому, что он мог играть параллельно четыре, пять разных ритмов, и все эти ритмы били в одну точку. Тогда я играл лучше, чем когда-либо прежде, все благодаря тому ковру из ритмов, который он сплёл для меня. Все что мне оставалось – сесть на него и улететь.
FJ: А какие у Вас планы на будущее?
MARION BROWN: В прошлом году я записывался лишь один раз, с вокалистом. В этом году в Германии выйдет новая запись, на которой я играю. Материал перевел и подготовил М.Черепанов
|
